Лоскут

Писатель и журналист Филипп Лансон был сотрудником еженедельника "Шарли Эбдо". Во время террористического нападения в январе 2015 года он был тяжело ранен в лицо, но, к счастью, выжил. В воспоминаниях, названных им "Лоскут", Лансон скрупулезно, шаг за шагом, описывает свое возвращение к жизни после многочисленных сложнейших операций по восстановлению лица. Работа врачей, поддержка друзей, музыка и книги - вот что вернуло его к жизни. Во Франции книга разошлась тиражом 600 000 экземпляров. Она переведена на тридцать языков. Меня всегда раздражали писатели, утверждавшие, что каждую фразу они пишут так, как если бы это была последняя фраза в их жизни. Это означает либо придавать слишком большое значение своему сочинительству, либо слишком мало значения самой жизни. Но я не знал, что теракт заставит меня каждую минуту жить так, как если бы это была последняя строчка. Филипп Лансон Нельзя убежать из ада, куда ты уже угодил, его нельзя разрушить. Я не мог... Писатель и журналист Филипп Лансон был сотрудником еженедельника "Шарли Эбдо". Во время террористического нападения в январе 2015 года он был тяжело ранен в лицо, но, к счастью, выжил. В воспоминаниях, названных им "Лоскут", Лансон скрупулезно, шаг за шагом, описывает свое возвращение к жизни после многочисленных сложнейших операций по восстановлению лица. Работа врачей, поддержка друзей, музыка и книги - вот что вернуло его к жизни. Во Франции книга разошлась тиражом 600 000 экземпляров. Она переведена на тридцать языков. Меня всегда раздражали писатели, утверждавшие, что каждую фразу они пишут так, как если бы это была последняя фраза в их жизни. Это означает либо придавать слишком большое значение своему сочинительству, либо слишком мало значения самой жизни. Но я не знал, что теракт заставит меня каждую минуту жить так, как если бы это была последняя строчка. Филипп Лансон Нельзя убежать из ада, куда ты уже угодил, его нельзя разрушить. Я не мог уничтожить ни то насилие, жертвой которого стал, ни то, которое пыталось ослабить его последствия. Что я мог сделать, так это научиться жить с ним, приручить его и, как говорил Кафка, извлечь из него всю возможную сладость… И, глядя на медсестер, санитаров, хирургов, на семью, на друзей, я чувствовал, что кафкианская сладость существует, но она тверда как камень, и отыскать ее зависело только от меня. Я ощущал уколы и сосредоточился на музыке Баха, который, как я с каждым утром убеждался все больше и больше, спас мне жизнь. Филипп Лансон