Место, где были сны. Серия «101 прозаик XXI века»

Рассказы Сергея Акчурина - легкие и прозрачные, с тонкой иронией и глубокой грустью, "зашитыми" внутрь повествования, - всегда опираются на какую-то невыразимую простыми словами мысль о времени, долгом, медленном и тягучем, как в рассказе "Место, где были сны" - о русском сне, или сне русского народа, который оборачивается драмой распада, или свалявшемся, утоптанном множеством ног, как в рассказе "Чехов и Бардакова". Несмотря на кажущуюся легкость, все тексты Сергея Акчурина очень емкие, заставляют задумываться над каждым словом писателя, вчитываться в каждую строчку, проникнутую чувством раскаяния и тоски человека, который имел когда-то, но потерял такие важные ценности, как этика, эстетика и мораль. Автор книги, подобно кропотливому археологу, отыскивает в своих рассказах осколки этих убитых ценностей и склеивает их если и не в единое целое, то, во всяком случае, в мозаику философии сегодняшней жизни. Проза Сергея Акчурина продолжает лучшие традиции русской литературы, и особенно... Рассказы Сергея Акчурина - легкие и прозрачные, с тонкой иронией и глубокой грустью, "зашитыми" внутрь повествования, - всегда опираются на какую-то невыразимую простыми словами мысль о времени, долгом, медленном и тягучем, как в рассказе "Место, где были сны" - о русском сне, или сне русского народа, который оборачивается драмой распада, или свалявшемся, утоптанном множеством ног, как в рассказе "Чехов и Бардакова". Несмотря на кажущуюся легкость, все тексты Сергея Акчурина очень емкие, заставляют задумываться над каждым словом писателя, вчитываться в каждую строчку, проникнутую чувством раскаяния и тоски человека, который имел когда-то, но потерял такие важные ценности, как этика, эстетика и мораль. Автор книги, подобно кропотливому археологу, отыскивает в своих рассказах осколки этих убитых ценностей и склеивает их если и не в единое целое, то, во всяком случае, в мозаику философии сегодняшней жизни. Проза Сергея Акчурина продолжает лучшие традиции русской литературы, и особенно это касается русского языка, к которому писатель относится чрезвычайно бережно, как будто бы охраняя, но с тем же и расширяя те невидимые границы словесности, которые установили и завещали нам наши классики.