Пансионат

Роман "Пансионат" польского писателя Петра Пазиньского (р. 1973) критики назвали "первым литературным голосом поколения внуков Холокоста". Роман о путешествии в мир детства, в старый еврейский пансионат под Варшавой, где герой книги - "последний из цепочки поколений, ухватившийся за самый кончик", - проводил когда-то каникулы с бабушкой. Как теперь он понимает, это место казалось горстке уцелевших польских евреев "прибежищем в пустыне, остановкой на пути скитаний", "ковчегом". Пансионат почти опустел - большинство постояльцев давно уже на том свете, а те, что блуждают по комнатам, напоминают скорее привидения, чем людей из плоти и крови. Так немного осталось от прежнего мира... Встречаясь то ли с последними его постояльцами, то ли с тенями - персонажами из прошлого, он погружается в детство, ощущая собственную неразрывную связь со стариками. Это поэтичная и одновременно местами гротескная элегия уходящему миру. "Эта книга, "археология памяти", не позволяет окончательно кануть... Роман "Пансионат" польского писателя Петра Пазиньского (р. 1973) критики назвали "первым литературным голосом поколения внуков Холокоста". Роман о путешествии в мир детства, в старый еврейский пансионат под Варшавой, где герой книги - "последний из цепочки поколений, ухватившийся за самый кончик", - проводил когда-то каникулы с бабушкой. Как теперь он понимает, это место казалось горстке уцелевших польских евреев "прибежищем в пустыне, остановкой на пути скитаний", "ковчегом". Пансионат почти опустел - большинство постояльцев давно уже на том свете, а те, что блуждают по комнатам, напоминают скорее привидения, чем людей из плоти и крови. Так немного осталось от прежнего мира... Встречаясь то ли с последними его постояльцами, то ли с тенями - персонажами из прошлого, он погружается в детство, ощущая собственную неразрывную связь со стариками. Это поэтичная и одновременно местами гротескная элегия уходящему миру. "Эта книга, "археология памяти", не позволяет окончательно кануть в Лету тому миру, который он вспоминает…" ("Газета Выборча") "Я поспешно высыпал содержимое свертков на стол и начал раскладывать старые фотографии, словно пасьянс… Может, только случай позволил уцелеть этим людям, чтобы свидетельствовать, кричать и оплакивать и никогда не забыть или забыть навсегда, но все равно помнить - из поколения в поколение, до конца, до последнего вздоха или даже на один день дольше..." (Петр Пазиньский)