Die tanzenden Derwische

«Изучить глубинный мир их бытия»: такой целью задавался Франц Верфель, работая практически над всеми образами из произведений, вошедших в этот сборник. Он охватывает период с 1920 по 1927 годы. В первых, незаконченных текстах писатель иронизирует по поводу одержимости современников успехом и через эту призму он показывает, как люди творят себе кумира из идеи мужественности. Ну а карикатура молодой австрийской республики, сводящаяся к изобличению царящей в ней «своего рода сладострастной галантности» и повсеместного отчуждения, помогает показать, сколь спорным был этот период. Верфель всё сильнее убеждался в том, что высшей символической ценностью обладает не высокоразвитый, а усреднённый человек. Поэтому в середине двадцатых годов он писал преимущественно о маленьких людях и их взаимоотношениях: о мелкобуржуазных слоях населения, о жертвах повседневной дезориентации, самых заурядных фигурах и разных отщепенцах. Повествование Верфеля характеризуют сосредоточенность и точность описания, совмещённые с одновременным пассивным вниманием к атмосфере и её активным поддержанием – даже когда в сумеречном свете в мире начинают проявляться элементы мистики. Этот сборник никак нельзя назвать беспорядочной, разрозненной мозаикой. Как выразился Фриц Мартини, вошедшие в него произведения вращаются вокруг основополагающих вопросов вины и человечности. Книга на немецком языке. Erzählungen 1920-1927 Um das Ausloten »der tiefsten Welt ihres Wesens« geht es Franz Werfel bei nahezu allen Gestalten seiner Erzählungen dieses chronologisch geordneten Bandes, der die Jahre 1920 bis 1927 umfaßt. In den ersten, Fragment gebliebenen Texten zeigt er teils durch Ironisierung des Erfolgstrebens, die Vergötzung des Maskulinen und durch Karikierung der Gesellschaft der jungen österreichischen Republik, teils durch den Spiegel »einer Art von wollüstiger Galanterie« oder aber durch das Gefühl von Fremdheit in der Gemeinschaft die Fragwürdigkeit dieser Zeit auf. Immer mehr zu der Überzeugung gelangt, daß für sie »nicht der hochstehende Mensch symbolisch« sei, »sondern der mittlere«, wandte er sich Mitte der zwanziger Jahre vor allem den kleinen Verhältnissen und den Kleinbürgern, den Alltagsmenschen und den Desorientierten sowie den Außenseitern zu. Konzentriert und präzise ist die Schilderung des Erzählgeschehens bei gleichzeitiger Beachtung und Wahrung des Atmosphärischen, selbst dort, wo es ins Dämmerlicht einer Welt, gelegentlich ins Mystische fällt. Leitideen dieses durchaus nicht »kunterbunten, disparaten Mosaiks« (Franz Brunner) sind die »Grundfragen von Schuld und Menschlichkeit« (Fritz Martini).